Выдающемуся деятелю культуры и искусства Таджикистана, профессору, Народному артисту СССР, Народному артисту республики, Кавалеру ордена «Звезда Президента» Хошиму Гадоеву сегодня, 10 мая исполняется 80 лет. Представляем вашему вниманию мнение критика Аси Гордон о его работах в театре, опубликованное в 1988 году. Печатается в сокращении.
…С авансцены в зал спускается человек, к лицу которого прикованы взгляды всех зрителей. Взгляды и сердца. Недаром древние считали, что главное в трагедии – катарсис, очищение через сопереживание, сострадание. Медленной поступью шествует Эдип: недавно ещё могущественный царь, а ныне уходящий в изгнание из любимого города, покидающий семивратные Фивы путник. Он ослеплён, нищ, одинок, но не сломлен, потому что совершил суд над самим собой, высший суд – суд совести. Все это выражено не только в гордом и горестном лице Эдипа — Гадоева, но и в каждом его шаге, в каждом жесте…
Во всех спектаклях, где в главной роли Хошим Гадоев, на сцене личность – сильная, мятежная, яркая. Фердинанд, Несчастливцев, Гамлет, Эдип – всё это натуры страстные, их самовыражение в борениях, в метаниях, в победе добра над злом. И тогда Эдип — Гадоев вершит над собой страшный суд, то это тоже форма утверждения личности, победа над самим собой.
Гадоев считает, что настоящему актёру не должно быть дано никаких скидок, и поэтому уделяет колоссальное внимание своей физической подготовке: он и теннисист, и штангист, и велосипедист, и всадник, и пловец: никакая роль не застанет его врасплох. Он фанатик искусства и его мученик, весь в театре и весь для театра: декорации, костюмы, сценические конструкции – всюду поспевает этот неуемный, неистовый человек. Ему не нужны каскадёры, дублёры, он хочет всё сам, не согласен ни на какие компромиссы. Он весь в шрамах, рубцах и в прямом, и переносном смысле. В нём нет ничего обтекаемого – ни в его красивой, высокой, худощавой фигуре, ни в лице, как бы высеченном резцом.
Гадоев загодя входит в образ своего героя и долгое время после спектакля из него не выходит, и человеку, который этого не понимает, непонятны многие его действия и слова.
Проникновение в роль, «вживание» в её судьбу, эмоциональные и психические затраты Хошима Гадоева настолько велики, что перед спектаклем у него меняются все физиологические характеристики – пульс, кровяное давление. И лишь на третий день после спектакля актёр достигает своей «нормы».
Бытует убеждение, что Х. Гадоев – это «талант от нутра», что дар выдающегося актёра заложен в него природой, что он перевоплощается благодаря своему редкому дарованию. Не могу с этим не согласиться: мне довелось в течение ряда лет видеть, как много и напряжённо он работает, чтобы создать образ. Гадоев справедливо убеждён, что добиться победы можно, только использовав все силы. Никогда он не платит за жизнь и искусство полцены, а только – полной мерой. И только это может принести успех даже тому, кто щедро одарён природой.
Биография Хошима Гадоева может уложиться в несколько строк: нелёгкое полусиротское детство, одарённого мальчика заметили и послали из Куляба учиться в далёкую Москву, возвращение в Таджикистан – и с тех пор он на сцене театра им. Лахути. Здесь стал лауреатом, получил звание народного артиста республики.
Но если вместо обычной житейской биографической канвы попытаться нарисовать творческий портрет Хошима, то он вберёт в себя огромный пласт жизни.
Роли, роли, роли! В театре, в кино. Десятки разных жизней – и все их прожил Хошим Гадоев. В подготовке роли, в её осмыслении и постижении, в «переселении» в другого человека, в другой мир, в другую среду и эпоху – настоящая, подлинная жизнь артиста Хошима Гадоева.
Не жизнеописанием, и не анализом всех сторон деятельности Гадоева, режиссёра, киноактёра, артиста театра, является данный короткий очерк, а только сосредоточением внимания читателя на одной и всё-таки всепоглощающей стороне его творчества – на Гадоеве — актёре театра.
Несколько лет назад я готовила рецензию на «Гамлета» и задала актёру вопрос:
— Хошим, вы тяготеете к ролям, которые исполнялись великими предшественниками. Об их игре написаны сотни книг, статей. Нет ли у вас страха, что вы берётесь за ту или иную роль столь значительного масштаба? Несчастливцев в «Лесе» Островского – да ещё на сцене русского театра, Фердинанд в шиллеровском «Коварстве и любви». Сколько тут у вас гениальных соперников, актёров мирового класса! Вы – Сухроб, в основе которого лежит творение великого Фирдоуси. Вы – актёр-трагик берётесь за роль Хлестакова в комедии Гоголя. И, наконец, — Гамлет…
Хошим не любит и не умеет отвечать односложно – он загорается и «выплескивает» на собеседника лавину мыслей, слов, чувств:
— Мне страшно – и когда только возникает замысел, и когда начинаются репетиции, и накануне каждого спектакля. Но мне уже не страшно, когда он идёт, потому что я уже не Гадоев, а Несчастливцев, Хлестаков, Гамлет, Сухроб. Точнее, если им страшно, то и мне. Если им суждена гибель, то значит, это я погибаю. Если они преступники, то это я должен быть судим.
Этот ответ поразил меня…, и я задала другой вопрос, кажется, ещё сложнее первого.
— Хошим! В образе Гамлета Шекспир нарисовал гения, гениального гуманиста Возрождения. Как вы взялись за своего Гамлета? Когда и как к вам пришёл шекспировский герой, о котором написаны тома, который сыгран до вас, в частности, только в России такими замечательными актёрами, как Мочалов, Смоктуновский и многие другие?
— Мне кажется, я готовился к Гамлету всю жизнь. Ещё в ГИТИСе я выступил в этой роли, исполняя отрывок в превосходном переводе Лахути. Нелегко было мне ощутить, что я уже могу, смею взяться за эту роль. Чтобы исполнять роль Гамлета, нужно не только изучать эпоху Шекспира, его удивительные пьесы, нужно прожить по крайней мере, часть жизни: пустая душа не может испытать те чувства, которые переполняют, захлестывают принца Датского. Открою ещё один свой замысел. Я хотел бы не только сыграть в «Гамлете» заглавную роль, но и больше того – его поставить. И ещё, может быть, я скажу сейчас самое важное. «Быть или не быть?» — это же о нас, это же о современном человечестве. Быть ему или не быть? А чтобы быть надо же за это бороться. Я так полагаю: человек – это прежде всего, борец. Борец за светлые идеалы. Поверьте, у меня это не слова. Мне кажется, что «Гамлет» — более зрелый, более глубокий и более современный у меня ещё впереди…
После этой беседы я была на премьере «Гамлета». В рецензии я отмечала, что гадоевский Гамлет находится в плену феодальных предрассудков, свой долг он видит прежде всего, в необходимости покарать виновных, отомстить за поруганную честь семьи. Такого Гамлета, неистового, одержимого навязчивой идеей, обезумевшего от разрывающих его мозг и душу сомнений, Гадоев играл великолепно – ярко, темпераментно, с полной отдачей и артистизмом. Это пылкий, страдающий человек, но у него нет, — отмечала я в рецензии, — в полной мере философской глубины, той остроты мысли, которая вот уже четыре столетия заставляет людей спорить, искать и находить в «Гамлете» ответы на многие вопросы бытия.
Хошим не согласился с этим моим замечанием, был разгневан и обижен. Ну, что ж, такова нелегкая жизнь театрального критика…
Шли годы. Менялся спектакль «Гамлет», глубокие изменения происходили в исполнителе главной роли. Я бы не сказала, что ансамбль стал крепче, что сыгранность стала больше. Но в Гадоеве сильнее стал пробуждаться Гамлет-философ, человек Возрождения, всё больше задумывающийся над диалектикой окружающих Эльсинор событий, процессов. Жесты стали сдержанней, движения скупее – и сразу углубился в представлении зрителей трагизм этого гуманиста.
Думается, это и позволило впоследствии Гадоеву-актёру и режиссёру подняться до высоты «Эдипа», в котором он столь многогранен.
В галерее образов, созданных Гадоевым, возникают и Ибн-Сино в спектакле «Великий исцелитель», и Сухроб в пьесе и кинофильме, создатели которого были отмечены республиканской премией им. Рудаки, и другие замечательные персонажи…
«Вхождение», полное проникновение в образ, как бы слияние с ним – это одна из основных черт актёра Гадоева. Играя Хлестакова, он приходил за несколько часов до спектакля, садился в неосвещённой комнате, думал, чувствовал, жил, был, если так можно выразиться, Хлестаковым.
Спрашиваю: — Хошим, а почему Вы с таким шумом врываетесь в гостиницу? Ведь, казалось бы, Хлестаков должен, крадучись, пробираться, не попадая на глаза хозяину.
Удивлённый взгляд (ну, неужели непонятно?) и неожиданный ответ:
— Я ведь бежал, за мной гнались городовые…
Перед нами ещё один Хлестаков – талантливый таджикский артист Хошим Гадоев. Его Хлестаков, жалкий, смешон и одновременно трагичный, бесспорно, займёт своё место в ряду исполнителей этой роли…
Как актёр и как режиссёр Гадоев в равной мере стремится к вершинам. Есть нечто символическое в том, что горец, проживший суровое детство и юность, стремится одолеть наибольшие высоты в искусстве, в мире, где фальшь сразу же ведёт к гибели, где один неверный шаг – и с тропинки человек срывается на скалы. «Кто высоко стоит, тот знает грозы и, падая, ломается в куски», — говорил Шекспир. Гадоев это знает, но ему ли бояться высоты, опасаться паденья?
…Зрители привыкли видеть на сцене атлетическую и вместе с тем пластичную и динамичную фигуру артиста, у которого всё красиво: и романтический плащ, и царственный жест, и проникновенный голос. Но, встречая его, иной раз думаешь: «Ты жив, Хошим? Тебя ещё не укатали крутые горки, насыпанные чванными запретителями и завистниками, которые причастны к искусству только в качестве его гонителей?..»
Путь Гадоева к Государственной премии СССР, полученной им за исполнение роли Эдипа в одноименном спектакле, поставленном им же, был отмечен не только розами, но и большим количеством острых шипов.
Известна французская поговорка: «Минуты унижений рождают Робеспьеров». А годы? Слава богу, ты выжил, Хошим: мы знаем, что тебе в этом помогли не только мужество и отчаянность, но и крепость дружеских рук, которые поддерживали тебя. Без друзей мы – нули, а с ними можем стать великими числами.
…Едва успеваешь вглядеться в открытую, без занавеса сцену, едва начинаешь слышать тревожную музыку, едва в прологе обращаешь внимание на смены грома и молнии, игру света и тени, вспышки в полутемноте – как бы огоньки сознания во тьме предчувствий и страха; едва начинаешь погружаться в мир этой пьесы, мир, очерченный строгими и чеканными декорациями; едва встречаешься с взглядом выходящего на сцену гордого и благородного, в белом хитоне царя Эдипа, как к тебе приходит ощущение, что уже нельзя быть вне нарастающей тревоги этих героев в удлиненных одеждах, делающих их выше и строже, нельзя разъять этот гармонический ансамбль на его составные части, как нельзя механически разъять сплав, созданный из благородных металлов. И в этом, конечно, высшее достижение режиссёра…
Этот спектакль насквозь современен. Гадоевский Эдип – человек, на котором всегда лежит бремя ответственности – за благополучие народа и близких, за свои поступки; он не склонен отнести свою вину только на предопределение, к которому приговорен богами. А чувство ответственности требует нравственности – и для других, и для себя. А ведь обе эти проблемы – ответственность человека за свои поступки и проступки и его нравственность – в век, когда она так часто попирается и недругами, и собственным тяготением к компромиссу, к сделке с совестью, — это проблемы не только античности, когда создавалась драматургия Софокла, но и нашего времени, наших современников…
Есть нечто знаменательное в том, что почти одновременно началась у нас в стране демонстрация фильма Абуладзе «Покаяние» и спектакля «Эдип» в театре имени Лахути. Наше общество созрело для того, чтобы осудить безнравственность, чтобы обратиться всем народом к возвышению совести, милосердия, благородства, чтобы призвать людей к обличению зла, а если нужно, то и к самообличению и ещё больше к самоосуждению – всё это для катарсиса, очищения, утверждения самых возвышенных принципов – не в декларациях, а в действиях, в воспитании всего лучшего в себе самом, и в молодёжи, в детях наших.
Деятельность Гадоева как режиссёра и актёра носит общечеловеческий и вместе с тем, национальный характер. Об этом говорит каждый эпизод спектакля, а более всего одна из конечных сцен.
…Снова и снова смотрю «Эдипа», и не покидает мысль, вернее, вопрос, сколько же раз нужно было оступаться раньше, чтобы ни разу не споткнуться теперь?
Вместе с художником Хошим Гадоев рисовал эскизы костюмов и декораций, что помогало выразить цельность восприятия режиссёром трагедии Софокла.
Чтобы Толибу Шахиди написать эту то грозно-тревожную, то безмятежно-спокойную, то скорбную, раздирающую сердце, то благостно просветлённую музыку, нужно было не только проникнуть в самые сокровенные глубины пьесы, но и чувствовать и понимать замыслы Гадоева. Только тогда и возможно было создать её, сделав столь органической в каждом узловом явлении спектакля…
Казалось бы, всё достигнуто: поднялся на пьедестал почёта, завоевал широкое признание, получил высшую премию, выступил на сцене театра Дружбы народов в Москве. Можно отдохнуть? Пришла пора снимать жатву, собирать плоды? Но это не подходит неуемному Гадоеву. Он весь в помыслах, в горении…»
Толиб Шахиди, композитор, Народный артист Таджикистана:
"Я вспоминаю свое сотрудничество с этой загадочной личностью, великолепным актёром и режиссёром Хошимом Гадоевым. Он обратился ко мне с предложением написать музыку к трагедии Софокла «Царь Эдип». Вначале меня эта идея постановки застала врасплох, но позже, в процессе работы над музыкой, когда Хошим Гадоев декламировал фрагменты трагедии в движениях и экспрессией под мой аккомпанемент на рояле, а потом, слушая записанную музыку, я понял, что имею дело с необычной постановкой трагедии двух соавторов Софокла и Хошима…
Первая наша встреча по поводу работы над спектаклем состоялась как ни странно, на автобусной остановке в 82-м микрорайоне. Я заметил Гадоева издалека, он шел широкими шагами, со своим незаменимым портфелем в руках, совершенно отрешенный от окружающего мира и казалось, под ритмы всегда противоречивых мыслей, которые, как правило, преследуют художников такого масштаба. А потом вы встречались, когда состоялась премьера «Эдипа» на сцене драмтеатра им. Лахути с его замечательным коллективом, затем — премьера в Москве, где спектакль имел ошеломляющий успех на сцене театра Дружбы народов…
Мне также было интересно написать музыку к спектаклю «Рудаки» в постановке уже Народного артиста СССР Хошима Гадоева: его трактовка была необычной и очень своевременной.
Я искренне поздравляю выдающегося артиста с его юбилеем и очень надеюсь увидеть его новые постановки!"
