О Марии Хушвахтовой и ее трехлетнем сынишке Руслане мы узнали из соцсетей. Активисты собирали помощь для этой семьи, обитающей в каморке. О том, какие трудности испытывает женщина-инвалид без собственного жилья и работы, живя на мизерную пенсию в 130 сомони, – в нашем материале.
«Каморка для инвалида»
Все выглядело так, как и описывали ситуацию сотрудники благотворительной общественной организации «Фонди Рушди Точикистон» на своей страничке в «Фейсбуке»: «Приехав к ней, от увиденного ужаснулась. Она лет 6-7 живет в каморке 2 на 3 квадратных метра, в невыносимых для жизни условиях. Её ребенка – Руслана не берут ни в один садик, хотя он очень смышленый малыш. Соседи сказали, что год назад умер муж женщины, тоже имеющий инвалидность. По словам Марии, куда бы она ни обращалась, все её игнорируют и мы первые, кто за долгое время её навестил. Ей очень нужна наша помощь…»
Получается, вторыми были мы. Убогое общежитие, в котором живет эта женщина, сразу окунает любого, ступающего на его территорию, в мир «без розовых очков», туда, где живет Безысходность. Каморку, в которой живет Мария, я бы назвала верхом этой самой безысходности, потому что в таких нечеловеческих условиях, по-моему, не живут. Здесь просто выживают. Подумайте сами. Скорее всего, малюсенькое помещение «2х3 квадрата», «без окон», с обветшалой дверью, было кладовкой или чем-то в этом роде. Старый корпус одноместной кровати без ножек шириной 80 сантиметров, не больше, качающаяся тумба, которая играет роль столика, несколько побитых временем мисок, много старого барахла, которое, вероятно, подарено сердобольными людьми, старенький, тоже кем-то подаренный телевизор, много мух и ползающие повсюду тараканы… — вот что представляет собой жилище Марии. Хотя, пообщавшись с этой молодой женщиной, понимаешь, что она отнюдь не из категории тех, кто вырос в неблагополучной семье или в детдоме, и у нее, несмотря на страшный диагноз – «детский церебральный паралич», были когда-то счастливое детство и хорошая семья.
Своя квартира
— Мама моя, Валентина Хушвахтова, работала преподавателем, у нее было два высших образования, к тому же она увлекалась журналистикой, была даже членом Союза журналистов Таджикистана, — начинает свой рассказ Мария, медленно подбирая слова и в то же время задумчиво улыбаясь от нахлынувших в ее памяти воспоминаний. — А папа был обычным рабочим, мастером на все руки. Я единственный ребенок в семье, в детстве перенесла болезнь и в результате получила инвалидность второй группы. Куда только мама не возила меня в детстве на лечение, мы с ней даже отдыхали летом в санатории в Евпатории.
Училась я в специальном интернате, что на Гипроземе. Правда, недоучилась до конца из-за ухудшения здоровья. Один за другим умерли родители. Я осталась одна. Так как наша двухкомнатная квартира была государственная, нашлись нечистоплотные люди, которые в итоге обманным путем эту квартиру у меня забрали…
— Как это могло случиться? – спрашиваю женщину.
— Это долгая история. Я была молодой и несмышленой, у нас были родственники в России, к которым я решила поехать. Поддавшись на уговоры мошенников, я подписала какой-то документ (как потом оказалось, это была доверенность на продажу квартиры) в обмен на деньги, чтобы уехать погостить. Когда приехала, квартиры у меня уже не было. Я судилась с хозяевами квартиры целых восемь лет, но тщетно. Так я осталась без угла и до сих пор скитаюсь по чужим углам, — рассказывает Мария.
Проблемы
Еще будучи в специнтернате, она познакомилась со своим будущим мужем — Анатолием Зиганшиным, у которого тоже был похожий диагноз. Как говорится, «встретились два одиночества» и решили жить вместе. Все бы хорошо, но мизерное пособие, на которое жила семья, отсутствие постоянной работы и жилищных условий с годами превратили парня в алкоголика. Он запил и умер год назад. Мария осталась с двухлетним Русланчиком одна. Вначале она жила в комнате на втором этаже, за которую регулярно платила хозяйке этой самой комнаты (оказывается, и такое бывает), но потом и хозяйка умерла, комнату забрали другие. А Марию с маленьким ребенком вселили в эту страшную «каморку-кладовку».
— И за это я благодарна коменданту, а то бы осталась на улице, — почти шепотом рассказывает женщина. — Я ведь живу в этой общаге восьмой год, все меня здесь знают.
В это время ее соседка Лиза, присутствующая при нашем разговоре, саркастически замечает: «Да, из своей мизерной пенсии платишь за этот угол 60 сомони, плюс счетчик недавно в этой лачуге поставили отдельный, чтоб и за электричество платила исправно».
— Как же вы живете, если из 130 сомони порядка 70-80 сомони сразу уходит на оплату услуг? Вы куда-нибудь обращались за помощью?
— Вот так и живу, — вздыхает Мария. — Мне главное – сына поднять. Утром стараюсь кашу ему приготовить, а дальше как Бог распорядится. Сейчас Рамазан – соседи угощают регулярно, а так, кто чем может – помогает. Иногда на улице пройдусь, нет, не попрошайничаю, просто смотрят, что я инвалид, один-два сомони дадут, я и рада. Сразу в магазин — сыну что-нибудь купить…
Осматриваюсь вокруг. На столике-тумбе лежат несколько морковок, в чашке — заваренный «Ролтон»…
Первая в списке
— Мария, а вы когда-нибудь работали? – задаю очередной вопрос.
— Раньше я работала в доме-интернате «Чорбог» в рамках какого-то проекта, потом что-то там случилось — я не хочу вдаваться в подробности, так как это не мое дело, — и проект закрыли. После этого год я работала уборщицей в филиале турецкого лицея в 61-м микрорайоне. Мне хорошо платили, неплохо относились. Потом руководство поменялось, и я попала первой в список подлежащих сокращению. Попросили написать заявление «по собственному желанию», мол, в противном случае меня уволят сами. «За что?» — спросила я. «Ты работаешь медленно» — услышала в ответ. Хотя я медлительная, но работу выполняла тщательно, от души. Ведь главное – результат, пусть я мыла полы допоздна, но я ведь выполняла добросовестно свою работу, — рассказывает женщина.
Теперь она уже несколько лет не работает. И работу трудно найти, и здоровье подводит. Страшно болят ноги. Если устроит сына в детский сад, будет время думать о трудоустройстве.
«Божий подарок»
— Мне сказали, что вашего сына не берут в садик. Вы обращались в районо или гороно? – спрашиваю я.
— Конечно. Прошла несколько инстанций. Должна отметить, что в городском отделе образования женщина, курирующая детские дошкольные учреждения, меня хорошо приняла, обещала помочь с определением моего сына в садик. Она сказала, что я только должна назвать ей номер нужного мне детсада и она сразу же выпишет мне направление. «Так как ты инвалид, будешь платить за ребенка всего 10 сомони», — сказала раиса. И я пошла. Долго искала на территории, где проживаю, детский сад с русской группой. Не нашла. В конце концов ребенка устроила по знакомству в один частный садик, но пробыл он там недолго, — снова с горечью в голосе рассказывает Мария. — Какие алчные люди сейчас пошли! Попросили его больше не приводить, так как он бедно одет и от меня толку нет. Я ведь никогда голодной не оставалась, ну бывает, без денег сижу, вовремя не могу отдать за садик… Почему они так со мной?
Я чуть сама не прослезилась. Как объяснить этой женщине, что в наш трудный век многие забыли про милосердие, которое предписывает каждому богобоязненному мусульманину ислам?
А Мария продолжала рассказывать про свои мытарства. Та женщина из гороно посоветовала устроить Руслана в государственный детсад, что находится в районе «Гулистона», Мария не согласилась:
— Сейчас лето, допустим, смогу я с ребенком пять остановок пешком пройти или на троллейбусе доехать туда-обратно. Но что я буду делать зимой? Мне нужно, чтобы садик был в нашем микрорайоне.
По словам женщины, она нашла детсад «своей мечты», как раз рядом с домом, специализированный, для детей с нарушением речи и с русскоязычной группой. Но Руслана туда не взяли. Почему?
— Снова стали спрашивать документы. Я отнесла направление. Сказали, что нужна медицинская справка. Обратилась в поликлинику №12, где сидит специальная комиссия. Они показывали ребенку картинки – он быстро угадал, фигурки раскидали, а он их собрать не смог. Так они в справке написали: «Умеренная умственная отсталость. ОНР (общее недоразвитие речи, —
прим. автора.
) 1-2-го уровня». Какой он умственно отсталый?! Ему две недели назад только три годика исполнилось!
— Он смышленый, — рассказывает и Лиза, — просто некоторые слова ему трудно выговорить, например, меня он называет «За» вместо «Лиза», киску – «кис», а имя моего сына Максимки он научился произносить полностью! Поэтому мать и хотела устроить ребенка в этот 151-й садик, где есть логопед, который выправит ему речь.
Действительно, Русланчик, который во время нашей долгой беседы то и дело прибегал и снова убегал из тесной каморки, продемонстрировал мне свое умение выговаривать слова: «кушать», «Максим», а увидев у меня телефон в руках, и вовсе повелительно закричал «Дай!». Так что мальчик на умственно отсталого что-то не был похож. Между тем ребенка с таким «диагнозом» в итоге в этот садик не взяли.
В настоящее время трижды в неделю Мария вместе с сыном ходит в реабилитационный центр, который находится в районе «Саховата», где проводит время в кругу детей с инвалидностью и без. Им тут нравится, но это все же не дошкольное учреждение.
— Мария, вам самой, как инвалиду, трудно приходится, а тут еще и маленький ребенок. Не жалеете, что родили его?
— Что вы! Это же — божий подарок. Из-за трудных условий жизни мне в одном учреждении, куда я обращалась за помощью, даже посоветовали оформить моему ребенку инвалидность. Как здорового ребенка я оформлю инвалидом? Это неразумно и неправильно. Зачем я ему буду жизнь калечить? Они думают, что инвалидам хорошо живется?
«Небеса обетованные»
— Как вы думаете, кто бы смог вам помочь с жильем? – спрашиваю Марию.
— Наверное, мэр города. Рассказывают, что он очень внимательный и чуткий руководитель, — говорит она.
— А почему не обращались к нему?
— Если бы я знала, как попасть на прием к Убайдуллаеву, то дошла бы…
— Допустим, он прочитает эти строки и поможет с жильем. Какую квартиру вы хотите?
— Мне хотя бы однокомнатную, чтоб у моего Руслана была отдельная кровать, а не эти 80 сантиметров в ширину, где мы еле умещаемся вдвоем. Мой сыночек ведь скоро подрастет, ему к школе надо готовиться. Мечтаю, чтобы у него угол был свой, со столиком ученическим, где бы он мог писать и читать. Как вы думаете, до каких пор я смогу так жить?
К сожалению, этот вопрос не ко мне…
В конце беседы Мария очень просила не указывать в газете адрес общежития, где она живет. «О моих проблемах сотрудница реабилитационного центра сообщила в Интернете. Во вторник приходили из благотворительной организации, приносили продукты, так комендант с утра из-за этого всю плешь проел. Узнав, что журналисты приходили, как бы не выгнал», — с грустью сказала она.
