Лола Елистратова – таджикская француженка, и о том, как она нашла свою семью в Таджикистане, «АП» уже публиковала со слов самой Лолы. О том, как наша соотечественница оказалась во Франции, как получала там образование, Лола рассказала в интервью «Снобу».
Лола защищала научную работу по теме межкультурного коучинга, полиглот, переводчик, живет во Франции и отлично знает, с каким трудностями во время адаптации сталкиваются эмигранты. Лола удивительно умеет собирать эмигранток по всему миру – она создала группу "Лягушка в водке и медведь в шампанском", которая всего за год превратилась в масштабный проект.
– Давно ли вы живете во Франции? Как там оказались?
– 7 лет. Я поехала получать MBA в Высшей школе коммерции Франции по коучингу. Я работала в большой французской компании, и она отправила повышать квалификацию. Я ее так хорошо повысила, что вышла замуж. Но вначале я успела поступить в Сорбонну в докторантуру. Правда, потом я решила, что одной защищенной диссертации – по стилистике французской литературы XV века – которую я никогда не использовала, мне хватит. Когда я защитила кандидатскую диссертацию в 1991 году, я хотела заниматься наукой, но жить-то нужно было. Так что на этом французская литература в моей профессиональной жизни закончилась. Хотя я, конечно, по-прежнему люблю средневековую литературу, темную поэзию.
– Зная в совершенстве французский язык, вам, наверно, легко было адаптироваться?
– У меня не было ощущения, что переезжаю в незнакомый мир. Я 16 лет работала с французами, в Париж ездила до бесконечности, казалось, все тут знаю и ехала, как к себе домой, а жизнь оказалась богаче. Когда знаешь язык, когда акцента нет, от тебя ждут поведения полностью как от француженки. Одно дело приезжать в командировки, ездить на такси, есть в ресторане, за 16 лет я ни разу не зашла в продуктовый магазин во Франции, а другое дело эмиграция. Я считала, что уж кого-кого, а меня сложности адаптации коснуться не могут. Ведь я французскую культуру знаю лучше французов. Я сама вела коучинг межкультурный, а тут оказалась сапожником без сапог. Культурный шок был по полной программе.
– В чем он выражался? У меня вот после лета в Испании появилось ощущение, что у картинки выключили звук и я отдельно от всех. Это такое депрессивное ощущение.
– Культурный шок у меня выражался в депрессии. Такое состояние появляется после 6 месяцев непрерывного пребывания в стране. Не хочу вас пугать – это очень зависит от сопутствующих обстоятельств. У меня они были ничего, но не блестящие. С работой было сложно и о первых нескольких годах неохота даже вспоминать. При этом я открыла фирму, она работала.
– А какие этапы обычно проходят в эмиграции?
– Вначале – от месяца до шести – наступает медовый месяц или период эйфории. Все новое, не обязательно красивое, но любопытное. Ходишь, головой крутишь, радуешься. Потом отторжение накапливается и воуу – вниз все ощущения. Это то, что называется, "культурный шок", и тут можно уйти совсем вниз. Бывают совсем плохие варианты.
– Совсем плохие – это какие?
– Самоубийства, например. Мы крепкие – у русских я не встречала подобных случаев. Это очень зависит от сочетания изначальной страны и куда переехал. Например, для японцев Франция фатальная страна. Они франкофилы, спят и видят приехать в Париж, но их ожидания очень "розовые". Есть даже заболевание, оно называется "синдром Парижа". Японцы приезжают с большими ожиданиями и тут начинается: грязно, во-первых, особенно в сравнении со стерильной Японией, во-вторых, все наглые — от таксистов до официантов. Японцев переклинивает, и даже в туристических поездках часто случается, что разочарование переходит в то, что они начинают буянить, либо с моста прыгают. У нас даже есть сумасшедший дом местный — госпиталь святой Анны, и там есть отделение специальное только для японцев. Руководит им психиатр-японец. Потому что японские туристы тоннами-тоннами в Париж едут. Это же самый посещаемый город мира. И даже французская полиция в курсе.
— Ничего себе!
– Таким пациентам укол делают и в самолет сразу в Токио. И когда они возвращаются, у них все проходит, как острый приступ бреда. Массовое явление. С русскими такого не бывает. Просто человек начинает тосковать, пить, что у нас обычно делают, когда грустно? Алкоголизм может начаться. Удастся ли адаптироваться и как именно зависит от множества факторов: возраста, социальной и семейной ситуации. Если молодой, адаптация занимает год-два. Постарше – три-четыре. А когда проходит пять лет, наступает точка невозврата. После пяти лет проживания в другом месте, легче остаться, чем вернуться на родину. Поэтому фирмы никогда не посылают в экспатриацию больше, чем на 4 года. Не бывает таких контрактов. Если домой вернуться через 5 лет жизни в другой стране, начнется все сначала. Это называется "стресс репатриации". Он полегче идет, чем культурный шок, но все равно мало приятного. Все же на рефлексах идет.
Прилетаешь потом в Москву и напоминаешь себе, что не надо улыбаться и здороваться, когда заходишь в автобус, как во Франции принято.
– Меня так злит, когда соседи по дому не отвечают, когда я здороваюсь. Я дура, наверно, что злюсь, но каждый раз думаю: здороваться или промолчать.
– Во Франции мой сын отмечал, когда мы ходили по рынку, что продавцы как на торгах. Один желает тебе хорошей пятницы. Второй – хорошего завершения дня и выходных. Третий – и дня хорошего, и пятницы и weekend. Сын так и не привык. Отучился и вернулся в Москву.
– И как вы к этому относитесь?
– Он уже большой мальчик – 24 года. Надо же было когда-то разделяться. Хотя я иногда захожу в булочную и думаю со слезами: вот пирожные, которые я своему мальчику покупала. А с другой стороны, никто не разбрасывает свои майки и носки, и готовить еду не надо:))
– Возвращаясь к адаптации, через 5 лет жизни в другой стране, все адаптируются?
– Есть такой термин акккультурация. Нижний уровень – это как русские на Брайтон бич. Когда человек «консервируется» таким, какой он приехал. Таких много в любой стране вне зависимости от национальности. Когда-то было много эмигрантов из России после революции и все жили в 15 районе Париже, как мне рассказывала одна бабуся очаровательнейшая. Это был настолько русский район, что они когда на лавочке сидели, то говорили: ой, смотри, француз пошел. И в Москве у нас таких французов много. Которые в мороз минус 20 идут в пиджачке и курточке тоненькой и без шапки. И сколько ему ни объясняй, что это Москва, зима, все равно будет одеваться как в Париже и ходить только во французские клубы, и есть на завтрак только круассан. Не может иначе.
– Наверно, это не очень удобный способ жизни?
– Наименее удобный, потому что все время страдаешь. Трудно постоянно быть не в контакте со средой. Психически капсула вокруг человека образуется. Хотя он делает вид, что ее нет. Но жизнь постоянно показывает, что она есть, что реальность и капсула существуют, и постоянно с этим разбираешься.
– А какой второй вариант?
– Второй – это полностью противоположное поведение. Человек с головой влезает в новую среду. Я не я, и корова не моя, я француженка, а не из Рязани приехала. Я все время про Париж и французов говорю, потому что мне проще всего на их примерах объяснять, но три варианта поведения справедливы для эмигрантов во всех странах мира. Также и в России есть такие иностранцы. У нас в языке даже слово есть «обрусеть». Это снова дискомфорт потому что человек обрубил свои корни, потерял идентичность.
– Вообще, идентичность центральный вопрос в эмиграции?
– В эмиграции идентичность подвергается сильной атаке. Человеку приходится все время ее пересматривать. Сны типичные бесконечно снятся. Какие? Что теряешь сумку. Или у тебя отнимают сумку, крадут. Меня просто доставали эти сумки. Во время расшатывания идентичности ты на земле не стоишь, как начинается культурный шок, особенно в его первые месяцы, начинается какое-то плавающее состояние. Теряешься «где я?», «кто я?».
– Я часто просыпаюсь утром с мысль «где я в Москве, в Валенсии или в третьем месте?». Или если будит телефон, впадаю в ступор – не могу ответить ни на каком языке.
– Эта ситуация будет еще ухудшаться. Но не надо пугаться. Я рассказываю не для того, чтобы страх навести. На мой взгляд, если знать, как это бывает, можно сказать себе: да, вот я прохожу через поиск новой идентичности, чего уж пугаться. Так, лучше, чем, вообще, не понимать, что происходит. А сумка – это символ идентичности. У меня был целый роман с этими сумками. Помню в одном сне, когда сумку снова кто-то отнимал, я говорила «отдайте хотя бы паспорт, я иностранка». А потом мне стали сниться сны, что я сумку нашла.
– И тогда начинается третий вариант адаптации?
– Третий вариант – идеальный вариант, когда человек остался самим собой и в среде легко общается. Процентное соотношение прежнего и нового у всех разное, но это самый удобный способ жизни в эмиграции. Лучше придерживаться своих корней и уметь взаимодействовать с новой средой.
– А как можно себе помочь пройти адаптацию?
– Хорошо в это время заниматься с психотерапевтом. Потому что в эмиграции человек нуждается в поддержке.
– Нужно искать узкого специалиста, который занимается адаптацией эмигрантов или это может быть просто хороший специалист в своей области терапии?
— Что такое терапия? Это квалифицированная поддержка. Поэтому любая хороша, но если терапевт еще соображает про процесс адаптации, то вообще замечательно. Просто если терапевт сам через это не проходил, он может в банальных вещах видеть ложные интерпретации. Я очень хорошо помню, когда я жила в Москве и много по миру ездила, мне казалось, а что в эмиграции особенного? Подумаешь – не все ли равно, где живешь? Помню я разговаривала с подружкой, которая в Берлине жила и она сказала «ты пока не понимаешь, в эмиграции есть черта, которую переходишь и дальше начинается совсем иной взгляд на мир». Я спрашивала «ну, что это? Что?». И она ответила: будто ты есть, но тебя будто бы и нет». Она говорила про идентичность, но с той моей позиции это совершенно было непонятно. Я совершенно не могла в это вникнуть.
— Вот и вернулась в последний раз с ощущением, что меня разобрали, а собрать забыли.
– Это как сауна. Невозможно войти в нее и не потеть. Кто говорит, что у него ничего подобного не было, тот врет. Или у него совсем нет контакта со своими чувствами.
У таких людей, вероятно, какие-то сложные разборки с самими собой. Но, в принципе, процесс адаптации и поиска новой идентификации совершенно естественный. Ничего плохого в нем нет.
